Репортаж из коровника, или один день из жизни доярки. Опыт лучших доярок

Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) в своем постановлении о трехлетнем плане развития общественного колхозного и совхозного продуктивного животноводства (1949—1951 гг.) определили,что в связи о успешным разрешением зерновой проблемы, развитие животноводства является центральной задачей в сельском хозяйстве. В этом постановлении дана развернутая программа работ по увеличению поголовья скота и повышению его продуктивности. В частности, средне-годовые удои коров по СССР в 1951 году должны составить не менее 1700—2000 кг. молока.Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О присвоении звания Героя Социалистического Труда и награждении орденами и медалями СССР передовиков сельского хозяйства за достижение высоких показателей в животноводстве в 1949— 1951 гг.»

Решения партии и правительства подняли колхозное крестьянство и работников совхозов на борьбу за подъем животноводства, способствовали выдвижению выдающихся мастеров своего дела, самоотверженно решающих дело большой государственной важности — обеспечение страны продуктами животноводства. Начался резкий подъем животноводства, в результате которого задания четвертого (первого послевоенного) пятилетнего плана СССР по росту поголовья скота колхозов и совхозов перевыполнены.

Довоенный уровень поголовья продуктивного скота и птицы в колхозах значительно превзойден: крупного рогатого скота — на 40 процентов, овец и коз — на 63 процента, свиней — на 49 процентов, птицы — в 2 раза. К концу 1950 года в совхозах Министерства Совхозов СССР крупного рогатого скота было больше чем до войны на 20 процентов, овец и коз — на 29 процентов, свиней — на 36 процентов. Значительно повысилась продуктивность скота. Передовики животноводства колхозов и совхозов в ответ на сталинскую заботу, умножают успехи и передают свой опыт тысячам и десяткам тысяч животноводов. В нашей области имеется немало выдающихся мастеров животноводства, совершенствующих стадо и создающих на основе применения мичуринских методов работы известные в стране высокопродуктивные породы животных: лошадей «Владимирский тяжеловоз», коров «Красногорбатовской» породы, свиней «Муромской» породы.

Доярки совхозов области, товарищи: Тутуева Т. В., Бабурина А. Г., Леваиова Ф. Н., Маркова А. Г., Светкина Е. Г. надоили в 1950 соду свыше 5000 кг. молока от каждой коровы. Доярки колхозов области: Шашкова В. В., Грехова Ю, В. (колхоз «Коммунар», Гороховецкого района) и другие надоили в 1950 году свыше 3000 кг. молока от каждой коровы своей группы.
В этой брошюре приводятся рассказы лучших животноводов области — бригадира животноводческой бригады совхоза «Спартак», Вязниковского района, Карташовой Евдокии Дмитриевны, добившейся в 1950 году удоя от 64 коров бригады по 4800 кг. молока от каждой, и доярки колхоза «Ленинский путь», Гороховецкого района, Савинской Антонины Ивановны, надоившей в 1950 году 3812 кг. молока от каждой коровы.В живой и доходчивой форме знатные доярки рассказывают, как они добиваются высоких удоев молока от коров и совершенствуют свое стадо. Их опыт заслуживает самого широкого распространения и применения в нашей области.Областное управление сельского хозяйства.Трест совхозов.

Как мы добивались высоких удоев молока

Наша Воронинская ферма, совхоза «Спартак», стоит на горе, как раз на границе между Вязниковским и Никологорским районами!Вокруг фермы раскинулись деревушки: Синяткино, Воронимо и другие, в которых мы и живем.Между деревнями—перелески, заболоченные луга, пашни.Жили мы до 1949 года как обычно: кормили и доили коров на ферме, ухаживали за ними. Словом, работали как будто хорошо. Надаивали по 1500—2000, а иногда и по 2594 килограмма молока от каждой коровы, но чувствовали, что можно добиться и большего, а уверенности, твердости в этом не было.

Как-то в конце апреля 1949 года приехал на ферму директор совхоза Владимир Петрович Шишков. Собрал он всех нас — животноводов и говорит:— Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) 20 апреля вынесли постановление «О трехлетнем плане развития общественного колхозного и совхозного продуктивного животноводства», в котором ставят развитие животноводства, как центральную задачу в сельском хозяйстве. Работаем мы с вами, товарищи, еще плохо. Мало даем государству молока и мяса. Мы должны работать много лучше, по-новому: за три года нам надо удвоить удой коров.

Почувствовали мы себя именинниками, обрадовались — большое внимание оказали нам, животноводам, партия и правительство. Но вместе с тем и призадумались: сумеем ли мы добиться удвоения удоев за три года? Ведь задача серьезная.— С чего начать-то нам? — спрашиваем директора.— Будем создавать все вместе прочную кормовую базу — основу высоких удоев коров,—отвечает Владимир Петрович. — Бригада ваша дружная. Работаете вы не первый год на ферме, дело знаете. Поможем вам наладить уход, кормление и содержание коров. Вот вам задание: в 1949 году надоить по 3500 кг., в 1950 году по 4400 кг., а в 1951 году по 5000 кг. молока на каждую корову.Как же, милые, — говорю дояркам,— возьмемся за дело по-новому? Разве мы хуже других работать умеем?А бригада у меня действительно дружная, работящая, умеет вести хозяйство. И вот встает Татьяна Тутуева, наша лучшая доярка, и говорит:— По-моему «Не боги горшки обжигают». Если всем коллективом возьмемся за дело, то сделаем все что надо. Я беру на себя обязательство — надоить в 1949 году по 5500 килограммов молока на каждую из своих 8 коров и вызываю всех последовать моему примеру.Тут все зашумели, заговорили, начали прикидывать да рассчитывать. В конце концов сошлись все на одном: можно надоить и по 5500 килограммов молока, только надо работать по-другому. Рассчитали, что можно надоить в 1949 году по 3500 килограммов от каждой коровы в среднем по всей бригаде, и доярки взяли более высокие обязательства.
И началась у нас новая жизнь. Закрепили за нашей бригадой 64 коровы Красногорбатовской породы. На каждую доярку по 8 коров,Пришла пора думать и о выгоне скота на пастбище. Как раз повстречался мне пастух Иринархов Василий Никонорович. Говорю ему:— Василий Никонорович, нынешний год у нас особенный. На 1000 килограммов надо прибавить надои молока от каждой коровы против прошлого года. Давай подумаем, как будем пасти, ведь и от тебя многое зависит.Пастух наш опытный, надежный, знает свое дело. Посмотрел он на меня и указывает рукой на поля:— Пойдем, Евдокия Дмитриевна, посмотрим.Зашли мы на пригорок.— Вот видишь наши выгоны, — я их разделил на семь участков, около 30 гектаров в каждом. Буду нынче пасти по загонам. Стравлю один участок — перегоняю на другой, а пока дойду до седьмого — на первом уж свежая трава вырастет. Тогда опять начну сначала.Я согласилась с этим разумным решением.— На тебя вся надежда летом, Василий Никонорович. Не подведи.Иринархов усмехнулся и отвечает:— На меня надейся, а сама не плошай — подкармливай коров всем, чем можно и летом.И верно — плошать нельзя.

Начали мы готовить коров к пастбищному содержанию. Самый в это время тяжелый период — и корма на исходе и коровы могут резко сбавить удои при выгоне. Ведь подножного корма тоже нет.Пошла я к директору за помощью. Не отказал. Набрали немного силоса и картофеля, овсяной муки достали. Стали солому резать, запаривать ее да овсянкой посыпать и давать коровам в первые дни пастьбы. Глядим — удои держатся и даже повысились против прежнего. А там трава подросла, коровы стали наедаться,—удой повысился.Но вот уже и май кончается, — «Как же еще поднять удой?» - думаю. Как раз в это время и директор совхоза приехал.— Пора зеленую подкормку начинать, Евдокия Дмитриевна, — говорит он мне. — Я вам выделил участок озимой ржи. Косите да и давайте коровам в полдни и вечером. А там вика подтянется, посеяли мы ее на подкормку в разные сроки, чтобы на все лето хватило вам.Поблагодарила я директора и взялась за дело.
Подкармливали мы коров рожьо и раньше, но не регулярно. Сейчас стали давать каждый день по 30 — 40 килограммов зеленой массы: высокоудойным — побольше, низкоудойным. — поменьше. Выгоняет скот на выпас Василий Никонорович рано, попасет С 2-х до 4-х часов утра — и на дойку, а затем опять пасет до 11 часов. Потом пригоняет их на полдни на ферму. Здесь коров уже ожидает подкормка: сочная рожь лежит в кормушках, да и концентратов немножко попробуют наши питомицы. Тут же проводим и вторую дойку. Во дворе прохладно: коровы поедят и отдыхают—жвачку жуют. Овод их не беспокоит в жару, а когда спадет жара — пастух их выгоняет на пастбище. Вечером подоим, подкормим, потом коровы пасутся до 11 часов вечера, а затем до двух часов утра отдыхают. Василий Никонорович свое слово держит крепко — хорошо пасет коров, строго чередует стравливание участков—загонов. Кончилась у нас рожь — вика подоспела, а потом клевер подкашивали — кормили коров. Ближе к осени стали ботвой, турнепсом и капустным листом кормить. И получилось у нас полу-стойлово-лагерное содержание коров с зеленым конвейером. А ведь так оно и в самом деле: подкармливать коров травой, да правильно пасти—это и есть зеленый конвейер. Нашей бригаде корма подвозили специальные возчики, но и мы не меньше заботились. Как только видели, что задержка с кормами—помогали подвозить или косить траву.

Вообще надо сказать, что весь коллектив совхоза хорошо поработал по накоплению кормов. Директор, агрономы и зоотехники каждый день бывали на сенокосе, на силосовании и па поле кордовых корнеплодов, следили, чтобы дело шло бесперебойно. Да и мы, животноводы, помогали полеводам готовить корм для коров. Организовали прифермский участок и посадили там свеклу, ухаживали за ней и с площади в 2 гектара собрали урожай 600 центнеров. Участвовали и в закладке силоса. На силос мы сеем подсолнечник, используем ботву и траву. Всю массу пропускаем через силосорезку, режем мелко и закладываем в силосную башню. Силос получается мелкий, как изрубленная капуста, ароматичный, вкусный и скот охотно его поедает. Усилия всего коллектива совхоза по заготовке кормов дали хорошие результаты. Урожай зерновых культур в 1949 году был повышен до 13,8 центнера с гектара против 8,8 центнера в 1948 году. Это дало нам возможность выделить по 8 центнеров концентратов на каждую корову в год. Кроме того, собрали по 137 центнеров картофеля с гектара, заготовили на зиму грубых кормов по 18 центнеров и сочных кормов по 53 центнера на корову. Теперь дело было за тем, чтобы правильно расходовать заготовленный корм. В этом нам помог зоотехник отделения совхоза Дмитрий Филиппович Рубцов, который не меньше нас заботился о повышении удоя коров. Он составил нормы кормления отдельно для каждой коровы, в зависимости от ее живого веса и надоя молока.
В среднем мы скармливали коровам ежедневно по 3 кг. сена, 4 кг. соломы, по 5 кг. свеклы, 12 кг. силоса, 8 кг. картофеля и от 2 до 4 кг. концентратов. При такой норме кормления получали до 18 кг. молока от каждой коровы. Корова «Тайна», дававшая в это время 30 кг. молока, получала сочных кормов 45 кг. в день. Большое внимание стали обращать и на подготовку кормов. Солому готовили так: резали ее на соломорезке, закладывали в ящики и поливали соляным раствором из расчета — на пуд соломы ведро воды и стакан соли. Добавляли туда же корнеплоды, овсянку и оставляли все это под грузом три дня. Солома за это время нагревалась, становилась мягкой и хорошо поедалась скотом.

Вот здесь то мы и увидели, что коровы едят даже озимую солому при ее запарке лучше, чем хорошее сено и дают прибавку в удое. Понравился нам этот способ. Мы и дальше продолжали так готовить солому, только вместо корнеплодов добавляли иногда свекловичный жом.
Академик Лысенко сказал, что «у коровы молоко на языке и в руках доярки». Очень верно сказал. Приведу такой пример. Однажды я заметила, что корова «Тайна» за один день сбавила удой на 2 кг., а на другой день прежнюю норму дала. Что, думаю, за причина? Учет удоев у нас введен индивидуальный, знаем на каждый день сколько надоено молока от коровы. И не лишние это хлопоты. Во-первых, мы знаем своих лучших коров и смелее их раздаиваем, а во-вторых, при резком уменьшении удоя у отдельных коров, в отдельные дни, сразу выясняем в чем причина этого и принимаем меры: или норму кормления изменяем, или лечим корову..
Так вот, что такое, думаю, случилось с «Тайной»? Никак не могу понять. А все разъяснилось просто: доярка забыла один раз напоить корову. И вот тогда-то подходит ко мне Татьяна Васильевна Тутуева и говорит:— Надо нам пойку коров переделать, чтобы они имели воды вдосталь. Не будет тогда и забытых коров.

И верно, думаю, но как это сделать? Двор у нас обычный-деревянный, неблагоустроенный, автопоилок нет. Воду подвозят в бочках, наливают в чаны, а из чанов ведрами разносим. Скоро вопрос с «автопоилками» — был решен. Кто-то из доярок предложил устроить корытца-желоба вдоль кормушек. Другие поддержали и вскоре плотники, по распоряжению управляющего фермой, сделали из досок желоба с небольшим уклоном, чтобы во¬да текла по ним вдоль кормушек.Казалось бы — мелочь, а коровы стали чувствовать себя много лучше и прибавили молока. Раньше они пили 3 — 4 раза в день, а сейчас (пьют всегда чистую, свежую воду когда им захочется).Улучшили мы и уход за коровами: стали ежедневно чистить их по два раза, следить, чтобы своевременно убирался навоз, подстилалась свежая подстилка. Наладили ежедневную прогулку коров и зимой.Подошло время массового запуска коров. К этому времени я прочитала некоторые книги по животноводству, советовалась с зоотехником и поняла, что подготовку коров к отелу надо нам проводить по-другому.
Хотя и раньше мы учитывали время случек и отелов коров, но не было еще настоящего порядка. Коров покрывали в разное время — в первую и во вторую охоту, а корова «Веточка», например, один год переходила — яловая. Другую корову жалко запускать — много дает молока и доишь почти до отела.

Теперь положила себе за правило — запускать коров за 2 месяца до отела. Запуск проводили постепенно: сначала с четырехкратной дойки перешли на трехкратную, затем на двухкратную, а перед самым запуском стали доить один раз в сутки. Прекратили массаж вымени. В рационе сократили сочные корма, а за 10 дней до отела совсем их исключили из рациона, по прогулки коров продолжали почти до самого отела.Специального родильного отделения в нашем дворе нет и коровы телятся в стойле. Перед отелом особо внимательно наблюдаем за коровой, принимаем все санитарные меры: подстилаем сухую солому, дезинфицируем стойла. В первые дни после отела коровам даем уменьшенную норму сочных кормов. На десятый — двенадцатый день корова получает полную дачу кормов, в том числе и сочных, глядя по состоянию ее здоровья.

Как мы производим дойку коров?Как правило, доим коров 4 раза в сутки, высокоудойных после отела, а иногда и первотелок—по 5 раз. Дойку производим кулаком быстро, но равномерно. Очень важно, чтобы на дворе во время дойки была тишина. Бывает, что кто-нибудь застучит, крикнет, коровы начинают переступать с ноги на ногу — беспокоятся. Вообще у нас с коровами обращение ласковое — коров не ругаем и тем более не пинаем. Делаем коровам трехкратный массаж вымени: первый раз до дойки, второй — в середине, и третий по окончании дойки.
Доим коров в определенном порядке: каждый день доярка начинает доить с одной и той же коровы и кончает так же. Еще раньше я замечала, что коровы любят строгий распорядок дня. Правда, у нас и раньше был установлен такой режим, но теперь мы его стали выполнять очень аккуратно. Коровы настолько привыкли к твердому распорядку, что стоило только на 3—5 минут запоздать с кормлением или дойкой, как они уже начинали мычать.

Распорядок дня зимой у нас на ферме такой: с 4-х часов утра в течение полутора часов производится дойка, один час — кормление коров и полчаса — чистка их.с 7 до 9 часов утра коровы отдыхают, а затем вторая дойка коров (при четырехкратной дойке);с 10 до 11 часов скот выгоняется на прогулку;с 11 до 12 часов проходит вторая дойка (при трехкратной дойке) и вслед за этим кормление коров;с 1 часу дня до 4 часов вечера — отдых, а затем дойка коров и опять 2-часовой отдых;с половины седьмого вечера производим чистку коров, дойку их кормление.

Так, в ежедневных хлопотах об улучшении ухода за коровами, их содержанием и кормлением прошел год. Подвели итоги. Они нас порадовали: на каждую корову у нас вышло по 3.789 килограммов молока, при плане 3.500. Корова «Тайна» вместо 2.188 кг. молока в 1948 году, дала в 1949 году 4.035 кг., т. е. почти вдвое больше.Лучших результатов добилась доярка Татьяна Васильевна Тутуева, надоив по 5.508 кг. молока от каждой коровы. Правительство отметило нашу работу: 6 лучших доярок моей бригады, пастух и я были награждены по результатам работы в 1949 году орденами Трудового Красного Знамени.Наступил 1950 год. На опыте мы убедились, что лучшие результаты достигаются упорным трудом, что и дальше нам надо многое сделать, чтобы так же успешно решить поставленную задачу — надоить в 1950 году по 4.400 кг. молока от каждой коровы.

Что же еще нам надо сделать? Стали советоваться с зоотехниками, читать книги по животноводству. И нашлось еще одно новшество для нас — дрожжевание кормов. Любопытное дело: вроде тот же корм, а при дрожжевании коровы едят его много охотнее, упитанность свою поднимают и молока прибавляют.Еще лучше помогать нам стала и дирекция совхоза. Завезли в совхоз свекловичного жома, стали его давать коровам. Увеличили дачу сочных кормов зимой, а летом зеленую подкормку до 50 кг. на корову.Полеводы с нашей помощью провели раскорчевку лугов и пастбищ, посрезали там кочки. Луга у нас не очень урожайные — дают сена по 8 — 10 центнеров с гектара. Подкормили их удобрениями и урожай повысился на 2 центнера.

Ввели мы и новый прием в своей работе — поддой коров. Я и раньше замечала, что как год начинается, так жир в молоке начинает падать. Ведь у новотельных коров молоко всегда жиже.— Давайте, — говорю дояркам, — поддаивать коров, как это делают в совхозе «Караваево».Ввели и эту новость. Делали мы это так: сначала доярка доит всех коров своей группы, затем переходит к первой выдоенной корове и начинает снова поддой всей группы коров. И оказывается, что последние 30 — 35 граммов молока, после повторной дойки, содержат от 10 до 12 процентов жира и в связи с этим процент жира всего надоенного молока повышается.
В нашей работе хорошо помогает социалистическое соревнование. Ежедневно мы соберемся вечерком, обсуждаем итоги дня, отмечаем, кто больше надоил, а кто меньше и почему.

Подошел к концу 1950 год. Выяснилось, что мы не только выполнили план, но вместо 4.400 кг. дали по 4.800 кг. молока в среднем на каждую корову. Лучших результатов добились доярки: Тутуева Т. В. — депутат областного Совета — надоившая по 5.206 кг., Леванова Ф. Н. по 5.118 кг. и Маркова А. Г. по 5.110 кг. Доярка Новожилова Н. И. надоила по 4.839 кг., Васильева А. В. по 4.805 кг., Шилова Е. И. по 4.641 кг., Юдина К. А. по 4.451 и Ягерь О. В. по 4.365 кг, молока от каждой коровы.Выходит, что за два года мы увеличили удой почти вдвое, а кормов израсходовали сравнительно немного. На каждый килограмм молока затратили 270 гр. концентратов, надоив на 100 кормовых единиц по 118 кг. молока. Да и коровы словно переменились. Живой их вес увеличился на 40—50 килограммов, а удои увеличились вдвое — втрое.Вот корова «Тина»: в 1948 году она дала 2.587 кг. молока, в 1949 году - 4.937, а в 1950 году - 6.416 кг. Также значительно прибавили молока и такие коровы, как «Гордая», «Тайна», «Нана».Наша советская наука правильно утверждает, что хорошее кормление, уход и содержание повышают племенные качества коров. Коровы у нас, как я уже говорила, Красногорбатовской породы. Мы все время улучшаем свое стадо, отбирая па племя самых лучших телят от самых молочных и крупных коров. Телят выращиваем в неотапливаемых помещениях и отхода молодняка у нас нет. В 1950 году мы от каждой коровы получили по теленку и полностью их сохранили.Корова «Нана», давшая в 1950 году за 268 дней лактации 6.162 кг. молока, отелилась в этом году два раза: в январе и в декабре. По итогам 1950 года наша животноводческая бригада является кандидатом на участие во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Готовим на выставку в Москву 4-х лучших коров: «Нану», «Пародию», «Тираду» и «Тину».Теперь мы вступили в последний год трехлетнего плана развития животноводства— в 1951 год. Задачи наши все усложняются. Мы должны не только дать по 5.000 кг. молока от каждой коровы, но и резко поднять средний удой по совхозу.Всего у нас в совхозе 3 животноводческих бригады. Две дру¬гие бригады пока еще отстают от нас. В целом в совхозе удои растут из года в год: в 1948 году было надоено по 2.370 кг., в 1949 году — 3.378 кг., а в 1950 году по 3.503 кг. План по сдаче молока и мяса государству наш совхоз перевыполняет каждый год. Но нам хочется добиться еще большего.

Что мы вводим нового в 1951 году? Во-первых, начинаем переводить коров на круглогодовой отел с тем, чтобы коровы равномерно телились в течение всего года. Начинаем применять известкование соломы, совершенствуем поддон коров.
Скоро у нас вступит в строй новый механизированный скотный двор: с автопоилками, подвесной дорогой, цементированными кормушками и механической дойкой, что будет также способствовать повышению удоев коров.По-новому организуем сейчас работу. Во-первых, вместо 64 коров начали обслуживать 96 коров, чтобы увеличить валовой надой молока. Готовим переход на двухсменную работу на ферме. Ведь кто работает в животноводстве, тот знает, что рабочий день доярки удлиненный. Наш восьмичасовой рабочий день распределяется в период с 4-х часов утра и до 9 часов вечера с несколькими перерывами, во время которых приходится идти домой за 2—3 километра. Ведь хочется сходить в кино, почитать книгу, а при таком распорядке — некогда.

Другое дело при двухсменной работе: одна смена доярок будет работать с 4-х часов утра и до 1 часу дня, а вторая смена с 1 часу дня до 9 часов вечера. Остальные 16 часов доярки свободны.В совхозе имени Фрунзе, Суздальского района, животноводы уже перешли на двухсменную работу и новый порядок им очень понравился. Мы чувствуем, что еще много есть неизученного в нашей работе, поэтому и стараемся перенять передовой опыт в животноводстве и применять его в своей работе. Для повышения своей квалификации регулярно занимаемся на 3-летних зоотехнических курсах, организованных в нашем совхозе. Занятия проводим не только в кабинете, но и прямо на скотном дворе.Надеемся в 1951 году надоить от каждой коровы не менее 5.900 килограммов молока.
СВЕТКИНА Е. Г , доярка.

За 5.000 килограммов молока от каждой коровы

Если вы поедете по шоссе Москва—Горький, от Вязников к Горькому, то прямая лента асфальта приведет вас прямо в центр нашего колхоза «Ленинский путь», что расположен невдалеке от г. Гороховца. В этом колхозе я живу с 1936 года, здесь и училась в школе. С малых лет меня привлекала работа с животными и, закончив четвертый класс, я решила идти работать на ферму. Мое желание осуществилось в 1948 году, когда я приняла свою группу в 11 коров Красногорбатовской породы и стала обслуживать их. Мне было тогда 16 лет. С первых же дней работы, еще не имея опыта, я внимательно прислушивалась к советам зоотехников, ветеринаров, передовых доярок колхоза, изучала их опыт по кормлению, содержанию и уходу за животными, стала применять и совершенствовать их методы труда в своей работе.

Результаты не замедлили сказаться. Забота о животных принесла первые плоды. В 1949 году я получила от каждой фуражной коровы по 3.407 килограммов молока. Борясь за выполнение социалистического обязательства в 1950 году, я довела удои до 3.812 килограммов от каждой из 11 коров. Как я добилась таких результатов? Секрет тут один — настоящая, деловая забота о коровах. Прежде всего скажу о запуске коров.Одним из условий для получения крепкого, здорового теленка и повышения удоев коровы в последующую лактацию является своевременный и правильный запуск коров. Нормально упитанную корову я запускаю за два месяца до отела, а для первотелок и слабо упитанных коров этот срок удлиняю на 15 дней.Запуск коров произвожу постепенно, в течение 7—10 дней. С трехкратного доения перевожу на двухкратное (2—3 дня), затем однократное (3—4 дня) и доение через день (1—2 дня). Одновременно из рациона исключаются сочные и концентрированные корма, иногда уменьшаю дачу воды.Правильное кормление коров в сухостойный период является обязательным мероприятием, это как бы начало раздоя коров.Состав рациона у сухостойных коров в этот период разнообразный, как и у дойных коров. Например, стельная корова с живым весом 400 кг. под кличкой «Малинка» в суточном рационе получает 8—10 кг. грубых кормов, 15—20 кг. силоса, 8—10 кг. картофеля, и свеклы, 1—2 кг. концентратов. В рацион вводим минеральную подкормку: поваренная соль из расчета 10 граммов на 100 кг. живого веса и мел по 20—30 граммов на голову в сутки.В зимний период мои коровы ежедневно гуляют около 2 часов, особенно в солнечные дни. Это укрепляет их здоровье и повышает аппетит.

Перед отелом — за 7 — 10 дней — из кормовой дачи исключаются сочные корма у хорошо упитанных коров, а у слабо упитанных за один-два дня до отела. Особое внимание уделяем подготовке нетелей, приучая их за 10—12 дней до отела к процессу дойки массажем молочной железы и сосков.После отела в первые 5 — 7 дней коров кормим сеном хорошего качества, а затем, если молочная железа нормальная и корова здоровая, начинаем вводить в рацион сочные корма и концентраты.

При нормировании кормления индивидуально подходим к каждому животному. Совместно с зоотехником составляем рацион для каждой коровы, в зависимости от живого веса, упитанности, возраста, времени отела и поедаемости различных кормов. Например, новотельной корове «Краля», с суточным удоем в 20 литров, даем: грубых кормов 10—12 кг., силоса — 25—30 кг., картофеля и свеклы 10—15 кг., концентратов 2 кг. Коровам с высокой продуктивностью, как например «Ласточка» и «Слава», концентратов даем больше: по 200—250 граммов на каждый литр молока.При больших дачах грубых кормов кормление и поение производим 4 раза в сутки. Солома, как правило, задается, в корм в виде запаренной резки, сдобренной вареным картофелем и концентратами.

В среднем за зимний период каждой корове скармливаем: грубых кормов — 1.600 кг. (из них сена 492 кг.), сочных 7.000 кг., (из них картофеля 2.556 кг.), концентратов 723 кг.Должна также сказать, что мы придаем очень большое значение выполнению установленного распорядка дня: всякое нарушение времени в кормлении, доении вызывает беспокойство коровы и снижает ее продуктивность.Зимой распорядок дня на нашей ферме такой:с 4 до 5 час. 30 мин.—первая дойка;с 5 час. 30 мин. до 8 час. 30 мин.— кормление и поение;с 8 час. 30 мин. до 10 час.— чистка коров и уборка стойла;с 10 час. до 12 час.— вторая дойка, кормление и поение;с 12 час. до 16 час.— прогулка и отдых;с 16 час. до 17 час. 30 мин, — третья дойка высокопродуктивных и новотельных коров, кормление и поение;с 20 до 22 часов—четвертая дойка, дача корма на ночь.

Особое внимание мы обращаем на качество молока. Надо прямо сказать, что некоторые доярки пренебрегают чистотой, и портят этим молоко. Допускать этого нельзя. Процесс, дойки я начинаю с подготовки вымени; подмываю его теплой водой и насухо вытираю полотенцем, затем делаю массаж перед дойкой, во время доения и после доения. Доение произвожу кулаком, быстро, но ритмично.Благодаря выполнению зооветеринарных правил по уходу, кормлению и содержанию животных, я получила надой молока в стойловый период по 1.917 литров на фуражную корову, то есть ровно столько, сколько было получено за период пастбищного содержания.Но и пастбищный период не менее ответственный, чем стойловый. Особо серьезно надо смотреть на дело вначале — при переводе скота со стойлового содержания на пастбище. В это время важно не допустить снижения удоев. Кормим мы коров в начале пастьбы около двух недель так же, как и при стойловом содержании, а когда подрастает трава — постепенно переводим на зеленый корм.

Настоятельно советую всеу дояркам производить летом подкормку коров зеленой массой, в зависимости от удоя коровы и качества пастбища.Не напрасно ведь сейчас идут разговоры о зеленом конвейере. Правление нашего колхоза в 1950 году посеяло специально на зеленую подкормку 3 гектара гороха. Кроме этого был выделен на подкормку скота клевер первого укоса — 13 гектаров и второго укоса — 63 гектара, что очень важно. Пастбища в нашем колхозе среднего качества и имея достаточное количество посеянной на подкормку зеленой массы, я давала ее в сутки по 30 и более килограммов на голову. Коровы наши паслись загонным способом. Все пастбища у нас в колхозе разбиваются на отдельные участки и устанавливаются календарные сроки их использования.

Большое внимание руководство колхоза «Ленинский путь» уделяет распорядку дня летом. Мы, например, учитываем, что коровы поедают траву лучше в вечерние и ранние утренние часы. Поэтому у нас существует летом такой распорядок дня:с 2 до 4 часов—первая дойкас 4 до 10 часов—утренняя пастьба;с 10 до 12 часов—вторая дойка;с 12 до 14 часов—подкормка коров;с 14 до 16 часов—пастьба;с 16 до 18.часов—третья дойка па стойбище;с 18 до 21 часа —вечерняя пастьба;с 21 до 22 часов—четвертая дойка и раздача травы на ночь.Общая продолжительность пастьбы составляет 11 часов в сутки. Поим коров в это время четыре раза и вволю. Немалое значение имеет и организация случной кампании. У нас составлен точный план случек коров каждой группы и желательное распределение отелов в течение года. Массовый отел коров у нас бывает в осенне - зимние месяцы. Коров покрываем лучшими быками в первую или вторую охоту. Все это вместе взятое и дало возможность значительно увеличить удои коров. В 1950 году я получила следующее количество молока: от коровы «Малинка» — 4.780 кг., «Слава» — 4.265 кг., «Краля» — 4.075 кг., «Веноза» — 3.432 кг., «Сарка» — 3.304 кг., «Коронка» — 3.342 кг., «Каринка» — 3.426 кг., «Ласточка» —2.984 кг.А ведь все эти коровы два года тому назад давали по 1.500 — 2.000 кг. молока. Когда подсчитали, то оказалось, что на каждые 100 кормовых единиц в среднем получено 94 кг. молока, а от коровы «Ласточка» получено по 102 кг. молока. Результат неплохой, но им пока мы недовольны, так как знаем, что лучшие доярки получают свыше 10 кг. молока на 100 кормовых единиц.Чтобы использовать все пути в повышении продуктивности коров, мы стараемся применить в своей повседневной работе достижения науки и опыт передовых доярок нашей страны.

Выступая на областном совещании передовиков молочного животноводства, я взяла на себя высокое обязательство — надоить в 1951 году от каждой фуражной коровы по пять тысяч литров молока. Это обязательство постараюсь выполнить. За первые 4 месяца 1951 года надоено до 1.500 литров на каждую корову.

Чтобы совершенствовать мастерство доярки, я повышаю свои знания на трехлетних зоотехнических курсах, читаю литературу с описанием передовых приемов и методов труда лучших доярок нашей страны, советуюсь с зоотехниками.Социалистическое соревнование, в которое вовлечены все работники животноводства, хорошо поможет нам закрепить и развить свои первые успехи в работе.
В 1950 году колхоз «Ленинский путь», выполнив государственный план развития общественного продуктивного животноводства по всем видам скота, полностью рассчитался с государством по животноводческим продуктам, а надой молока в колхозе на 1 фуражную корову составил более 2.000 кило- граммов. В 1951 году постараемся средний удой по колхозу поднять до 3.000 килограммов.Опыт передовиков животноводства нас учит тому, что увеличение продуктивности молочного животноводства требует продуманного планирования производства кормов и их скармливания, умелого содержания животных, ухода за ними и правильного раздоя коров.К этому я буду стремиться вместе со всеми членами нашей сельскохозяйственной артели.

Е. Д. КАРТАШОВА. Бригадир животноводческой бригады. 1950 г.

Родилась я в городе, в областном центре.

Город большой, промышленный, три института и университет, ну и, само собой, театры и кинотеатры. Парк культуры и отдыха. Молокозавод.

По документам я, правда, в селе родилась, но я-то помню, что родилась в городе. Нас тогда целое стадо в одной комнате родилось - на шестом этаже, в самом центре города. Как замычали мы в один голос, Андерсен от радости на стуле подскочил.

Умницы, - говорит, - чтоб вам всем быть здоровенькими. Ваше здоровье - это наше здоровье.

У Андерсена жизнь длинная и однообразная, как проспект в нашем городе. Живет Андерсен давно и каждый день ходит на работу. Для него, говорит он, идти на работу все равно, что идти на казнь. Только на казнь один раз сходил - и все, а на работу нужно ходить ежедневно.

И при этом Иван Иванович еще упрекает Андерсена, что тот мало любит свою работу. Кто ж это будет любить свою казнь? Разве что какая голова отчаянная.

В нашем поголовье мало отчаянных голов, но все же иногда попадаются. Когда мы только еще родились, Андерсен спросил у нас:

Ну, красотки, какая из вас на молоко, а какая на мясо?

Все, конечно, дружно кричат, что на молоко, а одна голова отчаянная радостно завопила:

На мясо!

Андерсен улыбнулся - так грустно, как улыбается он, когда его вызывают к Ивану Ивановичу, - и говорит:

Это хорошо, что ты такая сознательная, только радоваться зачем? Не в театр идешь, а на мясо.

Жизнь, я вам скажу, пролетает - не успеваешь оглядываться. Только что Андерсен поздравил меня с рождением - и вот я уже даю молоко. Много молока, в среднем по три тысячи на корову. И другие дают столько же - и те, что в городе, и те, что в районе, и даже те, что в селе, хотя у них там плохие условия и кормов не хватает. И это при том, что у них там и доярки, и зоотехники, а у нас только Андерсен - и больше никого.

И даже не Андерсен - просто его так Иван Иванович называет.

Ты, - говорит, - слыхал про Андерсена?

Андерсен - наш - вытягивается столбиком, опускает глаза в стол и начинает там что-то отколупывать. Всякий раз отколупывает и никак не отколупает.

Это великий сказочник, что ли?

Иван Иванович кивает:

Великий. Только не по сравнению с тобой. По сравнению с тобой он маленький сказочник.

После такого разговора Андерсен долго не смотрит в нашу сторону, говорит, что мы ему надоели, что он не дождется, когда уйдет от нас на пенсию. Мы, оказывается, должны быть там, в селе, а не здесь, в городе. Каждая из нас приписана к какому-то колхозу. Одни еще там, в колхозе, приписаны, другие в районе приписаны, а мы уже здесь, в областном центре. Нас Андерсен собственной рукой приписал.

Сам приписал - и сам недоволен.

Что-то, - говорит, - больно много вас развелось, вот погодите, я вас всех в колхоз отправлю. Будете там в холодных коровниках стоять по колено в грязи, будете просить, чтоб вас покормили.

Это он так грозится. А на самом деле - куда нас пошлешь? Мы здесь, в городе, родились, какая от нас в колхозе польза?

Сын Андерсена, пианист, ездит в колхоз на уборку картофеля, а какая там от него польза?

Андерсен хоть нас и ругает, но не заругивает до конца. Он ругает потому, что его ругает Иван Иванович. А Иван Иванович ругает потому, что его тоже кто-то ругает. И даже того, кто ругает Ивана Ивановича, тоже кто-то ругает.

Все ругают друг друга.

И все - за нас. Как будто все они нами недовольны.

А на самом деле без нас им не обойтись. Мы и кормов не требуем, и коровников нам не надо. Живем мы все в одной комнате, на шестом этаже, - и те, которые в колхозе приписаны, и те, которые в районе приписаны, и те, которые в области приписаны, и даже те, которых сам Иван Иванович собственной рукой приписал.

В середине 80-х отец и я пасли коров в деревне Матюково около речки Тьма, это в 40 км от Торжка. Отец был литератором, с работой было трудно и он несколько сезонов ездил пасти коров. Не найдя работу, после худ.училища, поехала с ним.
Была перестройка, быков в стаде назвали именами руководителей страны.

В стаде было два быка: Мишка и Ленька. Оба черные, но приземистый молодой веселого нрава Ленька совсем не походил на огромного, самого большого в округе, мрачного Мишку.

В коровнике они стояли рядом. Мишка покровительствовал Леньке, облизывал его, а Ленька только озорной мордой вертел.

Стадо быки держали в порядке, разбредаться не давали, а задравшихся коров разнимали, как полицейские. Мишка ходил впереди, а Ленька был замыкающим.

Хлеб с руки Ленька не брал, Мишка же брал осторожно, облизывая руку шершавым языком в благодарность за угощение.

Он подходил, огромный, склонял большую голову с доверчивыми глазами и осторожно терся рогом о мое плечо. Если угостить было нечем, то вздыхая как человек, глубоко и тяжко, и отходил, понурив голову.

С белым хлебом было трудно, в лавку в соседнюю деревню завоз был раз в неделю, но я все равно оставляла хлеб для лакомствам коровам. Мишка поначалу от белого хлеба отказывался, потому, как не знал, что это такое, как и все колхозные коровы.

А распробовав, распускал слюни при одном виде белого хлеба. Мишка был моим любимцем, он понимал меня с полуслова, с жеста. Когда я пасла стадо. Он находился рядом и неистовствовал, если вдалеке показывался мужик в телогрейке.

Доярки Мишку боялись: нередко приходили на работу подвыпившими, а пьяных Мишка не терпел. Работа для доярок – сплошной ад, без отдыха и выходных.

Это вам на подмосковные коровники, которые по телевизору показывают, глее все в кафеле и бетоне да еще механизированного. Если сравнить – такая же разница, как между пещерой каменного века и царским дворцом времен Екатерины. Второй смены здесь и в помине нету, людей не хватает. Да что вторая смена. Отпусков по многу лет не имеют.

И время от времени та или иная доярка бунтует. И от того в каких она отношениях на данном этапе, зависит и то, как отнесутся к группе брошенных ею коров. Выдаивают их или нет.

Как-то в четыре утра мне постучали. Дядя Саша, дояр, на ферму помочь звал.

Пришли на ферму, а там Ершиха в бессознанке под коровой валяется. Корова фыркает, замерла, одну ногу на весу держит, чтобы не наступить.

Громовы, дядя Саша и его жена Татьяна, подняли пьяную Ершиху, а мне объяснили, что она на свадьбе перегуляла.

Я часто наблюдала, как доят коров, и дойка у меня пошла успешно. Только доила я всех подряд, а супруги Громовы доили выборочно. Ершиха же одним днем не угомонилась, еще неделю гуляла. Молока у моих коров я стала надаивать больше остальных. Громовы, заметив это, испугались, и не пустили меня больше на дойку. Мне на них обижаться нельзя было, я немного поработала, а у них работа беспросветно годами. Вот и «рационализируют» себе труд кто как может.

Отгулявши, Ершиха со мной не разговаривала, Видно Громовы ей нарассказали. Встретила меня в закутке, куда я зашла мыть руки, и злобно прошипела: «Уяхивай, уяхивай, отседа, доярка…»

Недодоенные коровы жалобно мычали от разбухшего вымени, пытались вернуться в коровник. С трудом удавалось держать их, чтобы не убегали на ферму. Коровы ложились, и из их разбухших сосцов молоко стекало на землю. Так что не только потом и кровью пропитана земля…

Однажды напился сам дояр Громов, и свою ненависть к работе, к усталости, к беспросветности вымещал на коровах. Он метался по коровнику. Ругал всех матом и колотил почем зря палкой.

Мишку же избил жестоко. Были на теле Мишки рубцы и ссадины. Мишка был привязан на цепи. Да и ошалел от такой человеческой подлости.

Отбушевавшись, Громов сидел посреди коровника на ведре и плакал, всхлипывал, прикрыв лицо руками.

Мы с доярками стояли в дверях, но подойти к Громову не решались. Была такая попытка у его жены, Тани, но кончилась синяками.

Неделю Мишка ходил апатичный. Даже текущие коровы его не волновали, и он уступил первенство Леньке. Но стоило ему увидеть телогрейку, сохнущую на заборе, брал ее на рога и яростно топтал ногами ненавистную вещь, при этом ревел, и дачники с местными жителями прятались по домам.

Как-то после обеда в воскресенье, прогнав стадо под деревню, я услышал крики и мишкин рев. В конце улицы посередине дороги стоял ревущий Мишка, втаптывая очередную телогрейку в землю. Все это он проделывал перед забором, за которым собралось пол деревни.

Я направилась к Мишке, в руках ни кнута, ни хворостины. Собаки остались у стада. Ершиха орала, чтобы я не подходила: «Дурра, на смерть идешь, раздавит, черт».

Миша,- позвала я его негромко.

Мишка обернулся и внимательно посмотрел на меня.

Пойдем, Миша, пойдем…

И Мишка, как послушная собака, направился трусцой ко мне, потерся рогом, облизнул и смиренно спустился к стаду. Лакомства у меня не было.

Когда шли дожди, коровы ложились на землю. Я садилась на теплое мишкино тело. И так мы с ним пережидали дождь. Собаки (догиня и немецкая овчарка) располагались рядом и, свернувшись калачиком, прижимались вплотную к Мишке…

За этот случай кулугуры,в этой деревне живут староверы, прозвали меня ведьмой.

Весной из деревни пришло письмо, что Громов сдал Мишку на бойню, несмотря на то, что таких хороших кровей как у Мищки, в округе нету, и что Ленька тоже не признает Громова.

2. Рассказ доярки, которая ничем не прославилась

Вот уже третий год я работаю дояркой на нашей колхозной ферме. Говорят, что за это время я добилась хороших результатов. Действительно, средний суточный удой я повысила почти вдвое.

Но, конечно, до тех рекордных цифр, какие дают нам наши прославленные доярки, мне еще очень и очень далеко.

В нашем районе наиболее известна доярка - Василиса Игнатьевна Пчелкина. Это уже престарелая женщина, родившаяся чуть ли не в прошлом столетии. Тем не менее она сумела добиться исключительных успехов. Средний удой за год превышал у нее пять тысяч килограммов молока.

Берясь за это дело, я мысленно дала себе слово достичь таких же показателей и в дальнейшем перекрыть Пчелкину. Наш районный зоотехник сказал, что это возможно, и даже обещал мне помочь. По его совету я стала подмешивать в корм коровам мел, сахар, соль и костную муку.

Такая примесь дала свои результаты, но все же рекордные достижения Пчелкиной были для меня чрезвычайно далеки.

Этой осенью райком устроил у Пчелкиной производственное совещание. Многие доярки нашего района собрались у нее. И она прочитала нам лекцию. Поделилась опытом своей работы. Рассказала, какой режим она устроила для своей группы коров, сколько сочных кормов предоставляет им и какие дает концентраты.

Решительно ничего нового для себя я не услышала в ее речах. Все это и без того я выполняла на моем скотном дворе. Но все же одна деталь при посещении Пчелкиной не укрылась от моих глаз.

Когда мы вместе с Пчелкиной заглянули в хлев, то все ее коровы, увидев старуху, оторвали свои головы от кормушек и протяжно, как в трубы, замычали.

Такое цирковое представление меня чрезвычайно поразило. Обычно, когда я входила в свой хлев, коровы никогда на меня не смотрели. А тут и смотрят на старуху, и мычат, и даже вертят хвостами, проявляя знаки нетерпения.

Я сразу же подумала, что старуха Пчелкина имеет привычку таскать в хлев какое-нибудь лакомство, которое коровы ожидают с таким небывалым подъемом.

Короче говоря, у меня сложилось впечатление, что доярка Пчелкина далеко не все нам рассказала о причинах своего успеха.

С этим убеждением я вернулась домой и на другой день поделилась своими мыслями с нашим зоотехником. Он скептически отнесся к моим словам, однако насчет лакомства сказал, что это вполне возможно, хотя он и не берется судить, что именно старуха носит своим коровам.

Я подговорила моего меньшого братишку последить за Пчелкиной. Он раз пять гонялся на ее молочную ферму, но по своей недоразвитости не сумел ничего выяснить.

С попутной машиной я однажды заехала в их артель и как бы между прочим заглянула к Пчелкиной на ее квартиру.

Однако с первых же моих слов старуха замахала на меня руками и даже, топнув ногой, сказала:

Да ты что, милая моя, в своем уме? Я все вам рассказала и никакой утайки не сделала.

Тогда я задала ей вопрос:

А чем вы объясните, что ваши коровы встречают вас с таким интересом?

На это старуха засмеялась и так мне ответила:

Ах, ты об этом, доченька моя! Ну что ж, скажу тебе и тут без утайки. Они любят меня и поэтому нетерпеливо встречают.

За что же они вас любят?

За мою любовь и ласку.

Тогда я в лоб спросила Пчелкину:

Уж не в этом ли заключается секрет вашего исключительного успеха?

На это она ответила:

Какой же это секрет, доченька моя? Это и без того всем известное правило. Каждое животное расцветает от любви и ласки. Оно повышает свой жизненный уровень при хорошем и ласковом отношении.

Я сказала старухе:

Нет, вы не думайте, что я дурно отношусь к моей группе коров. Я тоже называю их забавными и ласковыми именами. И кормлю до отвала. Но, конечно, такой уж исключительной нежности к ним я не проявляю. Отчасти это не в моем характере, а отчасти я не считаю нужным настолько баловать их.

На это Пчелкина сказала:

Вот они, милая, и попридерживают молоко - не все тебе отдают. Не берусь тебе сказать, как это у них бывает, но уж ты, доченька, поверь мне на слово, что это так. Не отпустят они тебе всего молока, если не почувствуют твою доброту.

Я вернулась домой сама не своя. Вот уж я никак не предполагала, что любовь и нежность имеют такое значение в нашем молочном механизированном производстве.

Решительно всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Под утро пришла к мысли переломить мой характер и через год взглянуть на результаты. А если и тогда не добьюсь высоких показателей, то поступлю в швейный техникум, о котором я когда-то мечтала.

С удивлением подумала, что каждое дело требует великой нежности и любви, без чего, видимо, никому не сползти со среднего уровня.

Фантастическое приключение доярки Нюрки и коровы Шурки

Напоследок Нюрка машинально глянула в засиженное мухами трюмо, что стояло под божницей. В мутном стекле отразилась знакомая фигура: среднего роста, полная, с мощными икрами и с большой грудью, выпирающей из выцветшего до белизны когда-то синего халата, а также круглое лицо с двумя голубыми озёрцами глаз, чуть вздёрнутый нос. Морщин пока, слава Богу, нет. Какие морщины! Ведь Нюрке чуть-чуть за тридцать. Она пригладила непослушные пряди волос. Но причёсываться было некогда. Нюрка спешила на дойку. Она, как всегда, опаздывала из-за своего неугомонного мужа Кости.

«И что за напасть такая?! - ругала она мысленно мужа. - Как напьётся, так давай и давай. Вот кобель проклятый!…» - плюнула под ноги Нюрка и услышала из передней сердитый голос непроспавшегося мужа:

Нюрка! Ты куда? Опять, поди, на какой-нибудь слёт?! Ах, стерва! Мужа оставила! Ну, погоди, доберусь я до вас с председателем!

И что, дурак, орёшь? Будто не знаешь, куда ухожу. Дрыхни дальше. Подою, приду. - Не слушая больше мужа, выскочила из дома и побежала на ферму.

«Да, неплохо бы сейчас куда-нибудь на слёт животноводов махнуть. Хотя бы на районный, а на областной ещё лучше, - думала по пути Нюрка. - Отдохнула бы от этого проклятущего! Если бы все сейчас вернулось… А то пришли к власти демократы - и никаких тебе слётов, ни рекордов. Один сплошной рынок и болтовня с повышением цен. Колхоз хоть и плохонький при коммунистах был, но меня выделяли с моей рекордисткой Шуркой. А как же? Должны же отстающие на кого-то равняться. А раз корова-рекордистка у меня, стало быть, и равняться должны все доярки не только района, но и области на меня и на мою Шурку. Чуть что - звонили Петру Савельевичу, председателю нашему: „Анну Филимоновну нужно в район прислать, чтобы своим опытом поделилась. И сам вместе с ней приезжай. Где что и подскажешь“.

Вызовет меня Пётр Савельевич, мужик, хотя и в годах, но не ломаный. Одним словом, во всём крепкий мужик. Вызовет, бывало, и скажет: «Ну, Нюра, собирай вещи. Надевай на себя что ни на есть лучшее, чтобы перед людьми не посрамиться. Поедем мы с тобой на недельку в город отдыхать».

Брал в районе или в областном городе всегда один номер на двоих. Это, как он говорил, чтобы средства колхозные экономить. Два отдельных номера колхозу в копеечку влетят. Хитрющий, - заулыбалась Нюрка. - Баба-то у него хилязная. Что тень на закате. Тонюсенькая да длинная. Не сравнить со мной, - и она, хлопнув обеими ладонями по мясистым бёдрам, весело добавила: - Он не такой требовательный, как мой Костик. А меня на двоих и сейчас хватит».

Нюрка, разозлившись, вдруг остановилась, поражённая. Вся округа, окутанная только что утренними сумерками (до восхода солнца было больше часа) осветилась неземным светом. И ярче всего сияло вокруг фермы, где и фонари-то не горели с времён перестройки.

Да что ж это такое, Господи?! - вслух изумилась Нюрка. - уж не телевизионщиков ли снова прислали, чтобы мою рекордистку для области снимать? Нужно поторопиться.

Когда Нюрка прибежала к ферме и завернула за стог лежалой, полусгнившей соломы, от того, что она увидела, её голубые озерца стали ещё больше, а сама она чуть не села в лужу, образовавшуюся рядом со стоком из фермы. Но злость взяла верх над изумлением, и Нюрка заорала:

Сволочи! Мало того, что к Петру Савельевичу приезжаете и увозите каждый раз то свинью, то бычка, так вы ещё и до моей Шурки добрались! Рекетиры проклятые! Средь бела дня грабите! Хуже коммунистов! - выкрикнув последние слова, Нюрка наконец оторвала от земли ноги, обутые в литые резиновые сапоги, срезанные мужем по щиколотки, и, как танк, двинулась в сторону невиданной машины, плоской, с обтекаемыми боками, от которой и исходил обвораживающий голубоватый свет. Но она не старалась разглядеть машину. Не до неё. На её глазах в открытый люк, или дверь снизу, пять человек в зелёных маскхалатах, как у десантников или омоновцев, но только без пятен, пытались по трапу втолкнуть вовнутрь её любимицу, рекордистку Шурку.

Не отдам! - Как индейский воин, выкрикнула боевой клич Нюрка и врезалась в ряды зелёных, которые копошились вокруг Шурки.

Привычно, как охапки травы, которые перед дойкой задавала коровам, Нюрка хватала похитителей и с размаху швыряла на землю.

Когда справилась с последним, гордая за себя и улыбающаяся, почесала корову за ухом и ласково заговорила:

Пойдём отсюда, Шура. Доить сейчас тебя буду. Рекордистка ты моя милая! Ведь этим зеленопупикам, - показала рукой на людей в маскхалатах, валявшихся на земле в разных позах, - хоть рекордсменку, хоть мать родную - только бы зарезать и сожрать.

Она уже вознамерилась повернуть Шурку и увести с трапа, как один из зелёных вскочил на ноги и направил на неё небольшой сигарообразный предмет, в котором вспыхнул оранжевый лучик. Нюрка подняла было руку, чтобы треснуть по голове этого зелёного, но рука не подчинилась ей, упала как плеть и будто прилипла к крутому мясистому бедру.

«Что за чёрт! Никогда со мной такого не случалось, чтобы я размякла перед каким-то зеленопупиком», - последнее, что пронеслось в Нюркиной голове, и она потеряла сознание.

В НЕИЗВЕСТНОСТИ

Нюрка несколько раз глубоко вздохнула, как это она делала всегда рано утром, прежде чем встать и идти на дойку. Потом распахнула голубые озерца и уставилась в зеркальный потолок. Увидев на потолке самое себя на какой-то белой тахте, а может, это был диван необычайной конструкции, в своём неизменном выцветшем халате и в обрезанных по щиколотку литых резиновых сапогах на босу ногу, удивлённо спросила:

Где это я?

Потом скосила глаза влево: неподалёку валялась алюминиевая доенка с намалёванными голубой краской её инициалами «Н. Ф.». Нюрка успокоилась, подумав при этом: «Есть чем обороняться», - и, протянув руку, положила мозолистую ладонь на край доенки.

«И всё же, где это я? Что-то понять не могу? Ни в районе, ни в области я в гостиницах зеркальных потолков не видела. Уж на что коммунисты смышлёные были, но не на такую стать. Могли, к примеру, перед приездом какого-нибудь высокого начальства, особенно из Москвы, перед фермой в январе месяце в клумбах живые цветы высадить. Но до потолков зеркальных не доходило. Может, я к новым русским попала? К новоявленным миллионерам? Ведь уже года четыре я из села никуда не выезжала. Может быть, они и понастроили такие фермы, только по телевизору не показывают. У фермеров-то, конечно же, такого ничего нет. Они только ссуды берут да проматывают эти денежки».

Но мысли Нюрки прервались.

А где же Шурка? - воскликнула она. - Куда её-то, бедную, подевали?

Нюрка села на диван и огляделась вокруг. В двух шагах от себя, на бирюзово-кафельном полу, увидела Шурку, которая лежала и, полузакрыв глаза, мирно пережёвывала серку.

Слава тебе, Господи! - обрадовалась Нюрка и в первый раз в своей жизни перекрестилась. - Если рекордсменка моя здесь и доенка тоже, значит, мы кому-то ещё нужны? Значит, опять на какой-то слёт передовиков прибыли, не иначе? Хотя раньше меня с Петром Савельевичем вызывали, без Шурки. А здесь наоборот, зачем-то с коровой и как-то тайком, без предварительного звонка.

Нюрка опустила ноги с кушетки на пол и вслух обругала себя:

Это что же я, дурёха, развалилась и полёживаю! А про Шурку и позабыла совсем. Она у меня недоеная ни вчера, ни сегодня! Вымя загрубнет, так какая же она тогда рекордистка будет?

Она вскочила на ноги, подняла подойник и остановилась в замешательстве: где взять воды.

Как-никак, а перед дойкой вымя помыть нужно, - ворчала она себе под нос.

Но куда бы она ни тыкалась, нигде не могла обнаружить водопроводного крана или чего-нибудь похожего.

И, скользя в подрезанных сапогах по гладкому кафельному полу, Нюрка принялась обследовать все выемки и впадины, где, по её мнению, должна была быть вода. Наконец остановилась перед Шуркой, решив больше не терять времени на бесплодные поиски и подоить свою рекордистку. И первый раз за всё время, пока за ней была закреплена Шурка, прикрикнула на неё:

А ну вставай! Разлеглась, как у себя дома! Доить сейчас буду!

Шурка лениво повернула голову в её сторону, перестала жевать серку и заскользила копытами по бирюзово-кафельному полу, пытаясь встать. Но только она вставала на колени передних ног и готова была подняться, как задние ноги начинали скользить по плитке, и корова снова тяжело падала на пол. Нюрка изо всех сил старалась помочь любимице, но ничего не получалось. Если не считать того, что обе вывозились в наложенных тут же Шуркой тёмно-зелёных «блинах».

Обескураженная и раздосадованная неудачей, Нюрка села на диван непонятной конструкции и задумалась, что делать дальше. Вокруг ни души. Ни окон, ни дверей. А прямо из стен льётся мягкий, не режущий глаза голубоватый свет.

Ну я попала в переплёт! - выговорила она, покачав головой. Потом вдруг вскочила на ноги и принялась стаскивать с себя халат, шевеля при этом полноватыми губами, но не проронив вслух ни звука. Подошла к Шурке, и, сев перед ней на колени, подсунула халат под её задние ноги.

Поднимайся, милая. Вот так, моя хорошая!

Корова послушно выполняла приказания хозяйки. Поднялась на задние ноги, выпрямила передние. И вот уже стоит, не решаясь переступить с ноги на ногу.

Нюрка потянулась за подойником, опершись левой рукой о плитку пола, которая была светлее других. И в эту же секунду одна из стен исчезла бесшумно. Перед изумлённой Нюркой оказалась небольшая круглая поляна квадратов в шесть-семь, поросшая низенькой голубой травкой.

Вот это да! Как в сказке! Кому расскажешь, не поверят.

Больше раздумывать она не стала, поспешила перевести корову на полянку. Шурка обнюхала голубую травку, но на вкус пробовать не стала. Нюрка тоже опустилась на корточки, потрогала траву.

Трава как трава. Только голубая. Где же мы всё-таки? И где эти зеленопупики? - Нюрка подошла к корове и обняла её за шею. - Не на том же свете мы с тобой оказались?! А может, я сплю…

Нюрка опустила руку и сильно ущипнула себя за бедро. Да так сильно, что даже ойкнула от боли.

Как белый свет ясно, что живая я и здоровая, и все это не во сне, а наяву. Не свихнулась же я?

Корова посмотрела на неё своим масляным взором и жалобно замычала.

Ах ты, милая! Я опять про тебя забыла. Сейчас подою. Хватит уж думать и гадать…

После всего сказанного она по-хозяйски огляделась по сторонам, но не найдя «сидюшку», которая у неё была на ферме (доильные-то аппараты давно испортились, а новые купить не на что), опустилась перед Шуркой на колени и подставила подойник под вымя. Белые струйки молока зазвенели об алюминиевую жесть, и Нюрка сразу же забыла о том, что с ней случилось и где она находится.

Надоив целый подойник пенящегося парного молока, она встала с колен и огляделась по сторонам:

Куда же вылить? Не на траву же? Ведь у Шурки ещё с полдоенки наберётся.

Она подошла к углу помещения и заметила там неглубокую выемку в бирюзово-кафельном полу. Потихонечку начала выливать молоко из доенки, понимая, что все туда не войдёт. Но молоко все до последней капли ушло, как в песок. Нюрка вернулась к корове и опять, опустившись перед ней на колени, принялась доить её, не думая о том, куда девалось молоко.

Закончив работу, она почувствовала усталость. Добралась до дивана и села. На вид твёрдый, как камень, он был мягкий и пружинистый. «Вот чудо! - подумала лениво и полусонно Нюрка. - Что же это за контора такая? Увезли на иномарке, да к тому же вместе с Шуркой и заперли в какую-то зеркальную светлицу без окон и без дверей. На тюрьму не похоже. Тюрьмы у нас обшарпанные, серые и в них хоть какие-то окошечки есть».

Размышления её прервала замычавшая корова.

Так и есть, пить после дойки захотела, - хлопнув ладонью по круглой коленке, воскликнула она и с нарастающим раздражением добавила: - Куда же подевались зеленопупики? Они что же, без воды и еды заморить нас хотят? А права человека как же?

Усталости и сонливости как не бывало. Нюрка вскочила на ноги, хмуро поглядела сначала в одну, потом в другую сторону. Точно так, как это делал, когда приходил в ярость, их племенной бык Калистрат. Расправив плечи и пригнув голову, Нюрка сорвалась с места и ринулась на глухую стену, которая изливала в помещение голубоватый свет.

Она крепко зажмурила глаза, а когда, не почувствовав ни удара, ни боли, вновь их открыла, то увидела стену позади себя.

Что за чёрт?! Уж не телепаткой ли я стала после того оранжевого лучика, направленного на меня зелёным, что вот так просто через глухую стену прохожу? Невероятно!

Нюрка давно заметила, разговаривает вслух. Иначе в этой звенящей тишине было жутковато. Когда слышишь свой голос - не так страшно. И вдруг появился ещё один звук. Она прислушалась.

Вроде бы где-то ручеёк журчит? Ну точно! Как у нас за фермой в овражке!

Осторожно, глядя себе под ноги, в густую голубую траву, пошла на этот звук и вскоре увидела перед собой ручеёк, который струился по белым и голубым камушкам и через пару шагов пропадал в голубоватой остролистой траве, чем-то похожей на осоку. Там образовался небольшой омуток.

Нюрка решительно повернулась и поспешила к корове. Держа её за обломанный рог и подгоняя своим халатом, привела к ручью. Корова наклонила голову и принялась обнюхивать воду, весело бежавшую по голубовато-белым камешкам.

Чего нюхаешь?! - прикрикнула на неё Нюрка. - Это тебе не у нас на ферме. Чистую, ключевую воду она, видите ли, не желает. Будто у нас там вонючая ржавая вода слаще. От чистой воды она морду воротит. Пей, сказала!

Шурка грустно поглядела на хозяйку, прямо-таки по-человечески покачала головой и, опустив к ручейку морду, принялась пить.

Вот так бы давно и надо было, - заулыбалась Нюрка и, отойдя пониже, к омутку, принялась полоскать свой халат, чтобы потом высушить его и надеть на себя.

Занятая делом, она не сразу увидела метрах в двух от себя таинственного похитителя, одетого все в тот же, как и при захвате, омоновский или десантный комбинезон, в зеленоватых, хорошо облегающих руки перчатках и точно такого же цвета маске на лице, с большими, круглыми глазищами, как у противогаза. Между ними тонкий крючковатый нос, своим кончиком почти касающийся растянутых губ. Он стоял на противоположном берегу ручейка и нагло разглядывал её. Только тут Нюрка вспомнила, что она почти голышом: в трусах и бюстгалтере, а в руках скрученный в жгут халат.

Нюрка не испугалась, а только ещё больше обозлилась на то, что какой-то зеленопупик разглядывает её, как свою собственность. А такое не позволялось даже начальству из Агропрома, когда оно бывало в колхозе с ночёвкой. Если Петру Савельевичу нужно было позарез выпросить пару тракторов, то один из них всегда обещал потом отдать её мужу Косте. Тут уж Нюрка не ломалась: надо, значит, надо! Что не порадеть ради общего дела… Не только с начальником из Агропрома ночь проведёшь, но и на амбразуру дзота полезешь, особенно если знаешь, что в колхозной кассе ни копеечки. «А этому-то что надо? Вылупился, как на своё! - с возмущением подумала Нюрка. - Нет уж, она теперь учёная. За просто так, без гарантии ублажать не будет. Одного урока на всю оставшуюся жизнь хватит: обещанный новый трактор Пётр Савельевич не Косте, а свояку своему отдал».

Теперь, вспомнив о прошлом обмане, Нюрка взорвалась:

Ну чего уставился, черт зелёный? Или бабу в лифчике ни разу не видел? А ну, топай отсюда, пока морду не разбила! - и Нюрка стала решительно наступать на похитителя, размахивая халатом, как кнутом.

Зелёный все так же стоял, не двигаясь, тараща свои круглые глаза. Нюрка осмелела совсем, подошла вплотную и ухватилась свободной рукой за нос-крючок:

Снимай свою маску, рекетир проклятый! Ишь, рожу-то свою бесстыжую спрятал! Чтобы люди не узнали?!

А когда зелёный схватил её за руку, чтобы освободить свой нос, Нюрка заорала:

Сейчас ты у меня замычишь! Не с такими справлялась! - и принялась хлестать его мокрым халатом.

Зелёный кое-как освободил свой крючковатый нос из сильных Нюркиных пальцев, натренированных многолетней ручной дойкой, и, как заяц, с места, без разбега отскочил в сторону метра на два.

Ишь ты! - поразилась Нюрка. - Вот это сиганул! Никакой спортсмен такой крендель не выкинет!

И уже улыбаясь, потому что от природы была миролюбивой и доброй, спросила:

Ты чего маску-то на рожу напялил? Покажись. Так и быть, не выдам тебя милиции, - и сделала шаг в его сторону.

Но зелёный тут же отскочил и, подняв руку, потрогал пальцами свой тонкий, крючковатый нос.

Что, больно? - улыбнувшись, спросила Нюрка. И тут же вспомнив, что всё ещё стоит перед незнакомцем в лифчике, развернула халат, встряхнула и надела на себя.

Зелёный стоял в стороне и наблюдал за каждым её движением. Увидев, что она улыбается и, по всей видимости, не намерена в ближайшее время нападать на него, он ещё больше растянул и без того сильно растянутые губы.

Ну, чего молчишь? Куда это вы приволокли нас с Шуркой? - оглаживая ладонями на себе мокрый мятый халат, спросила доярка. - Уж не язык ли от страха проглотил?

Зелёный, как школьник, отвечающий у доски урок, потоптался на месте и, раскрыв тоненькую щёлочку рта, заговорил на чисто русском языке:

Вы сейчас находитесь на Голубой планете, а не на Земле, как ты думаешь.

Как это не на Земле?! - переспросила Нюрка и, топнув резиновым сапогом, резко добавила: - А это что же по-твоему? Разве не земля?

Нет, не земля, Земля там, - и он показал рукой куда-то вверх.

Ты чего брешешь?! - опять распаляясь, двинулась на него Нюрка. - И какую ещё Голубую планету придумал?! Я тебе сейчас покажу планету!

Зелёный тут же отскочил метра на два, да так ловко, что Нюрка от удивления присела на корточки и стала внимательно разглядывать его ноги.

Вроде бы и пружин на них нет, - проведя обследование ног зелёного на расстоянии, проворчала доярка, - а прыгает, как кузнечик. - С подозрением присматриваясь к нему, спросила: - А ты не обкурился? Или, может, каких наркотиков наглотался? Видела я наркоманов по телевизору. Не от этого ли зелья ты какую-то чушь понёс?

Нет, - покачал головой зелёный.

Чего нет?! Чего нет?! - опять разозлилась Нюрка.

Я хотел сказать, что у нас наркотиков нет, - спокойно ответил зелёный на её крик.

Если не с наркотиков и не пьяный, тогда с чего же ты такую чушь несёшь? И почему свою рожу под маской, как фантомас, держишь? А ну, отвечай?! - прикрикнула Нюрка и снова шагнула, сжимая кулаки, к зелёному.

Зелёный опять отскочил в сторону, чем ещё больше рассердил женщину.

И чего ты все скачешь?! Мужик ты или не мужик? Деревенской бабы испугался. Тоже мне, рекетир называется! Или вы смелые только тогда, когда вас много?! Тьфу ты! - и Нюрка сплюнула от досады себе под ноги.

Зелёный молчал, а она, не дожидаясь его ответа, заговорила снова:

У нас в селе если мужик напьётся да буянить начнёт, так только держись! Взять, к примеру, хотя бы моего Костика. Попробуй-ка, скажи ему пьяному поперёк слово… Места потом себе не найдёшь. Зимой по снегу да по морозцу, если не успела валенки надеть, беги босиком, куда дальше. А этот знай себе прыгает, как заяц, - и Нюрка, в сердцах, ещё раз плюнув себе под ноги, крепко выругалась и ещё решительней спросила: - Ты будешь говорить правду или нет?! Поймаю, башку твою зелёную напрочь откручу! Говори! - и она ещё крепче топнула литым резиновым сапогом о голубоватую каменистую почву.

Я и говорю тебе правду, - вытянув тонкие губы, ответил зелёный.

Это какую же ты мне правду говоришь?

Ту, что ты сейчас со своей коровой находишься на нашей Голубой планете.

Нюрка хмыкнула и принялась озираться по сторонам.

И правда, - через некоторое время в раздумье проговорила она. - Все здесь какое-то не наше. Голубое. Даже в яркий солнечный день, когда на небе ни облачка - и то у нас такого нет. Да и земля под ногами на нашу землю не похожа… А почему у вас солнца нет?

Его совсем нет на Голубой планете.

Как это нет? - удивилась Нюрка.

Мы находимся за планетой Бет. Она во много раз больше нашей и загораживает нас от Солнца. Его отражённые лучи и создают голубую атмосферу. Да ты все равно этого не поймёшь.

Ну, ты мне об этом не толкуй! - оборвала его Нюрка. - Лучше скажи, где Земля и как мне вместе с Шуркой до неё добраться? Да и муж у меня там остался. Как он теперь без меня? Ведь с голодухи помрёт. Не знаю, как у вас, а у нас на Земле мужик без бабы что котёнок слепой, хоть в городе, хоть в деревне. Все хозяйство на бабе держится.

Зелёный помолчал, а потом ответил:

Нам ведь не ты нужна была, а корова, - и он показал на Шурку, которая уже давно перестала пить и, понурив голову, наблюдала за ними. - Сама в драку ввязалась, а потом в коровий рог вцепилась так, что оторвать не смогли. Потому и пришлось тебя вместе с ней забирать.

Как это не я нужна, а Шурка? - обиделась женщина. - Быть того не может! Раньше наоборот меня только приглашали с Петром Савельевичем, а корова на ферме оставалась. Ты чего-то не то мелешь, пучеглазый!

Зелёный после Нюркиных высказываний только ещё больше растянул губы:

У нас сейчас происходит почти то же самое, что и у вас на Земле несколько лет назад.

Как это понимать?

А так, - начал зелёный. - Наш верховный молоко полюбил. Кто-то ему однажды с Земли его в пробирке привёз и дал попробовать. Ни дна тому, кто дал, ни покрышки! - русской поговоркой высказал своё возмущение инопланетянин. - Вашему верховному перед выступлением на трибуну только один стакан молока ставили, чтобы горло промочить, когда заговорится.

Это Михаил Сергеевич, - перебила Нюрка. - Он как, бывало, скажет «плюрализм мнений», так у него сразу будто бы рыбья косточка в горле застревает. Замолкнет и руку к стакану с молоком протягивает, чтобы вместе с молоком это слово вовнутрь провалилось. Ох и любил он с трибуны тёмными словечками бросаться, чтобы никто не понял, о чём он толкует. Умный мужик, все подчистую перестроил. А потом оказалось, что и перестраивать-то было нечего, потому что до него уже другие перестроили, а он только разваливал. За развал Советского Союза Нобелевскую премию получил, потому что такое государство развалить не каждый смог бы. Одним словом, умный мужик. Многие ему сейчас в пояс кланяются, потому что тоже президентами стали.

Так вот наш, - выслушав доярку, заговорил зелёный, - теперь кроме молока других напитков не признает. И всем высшим чинам повелел его пить. А где ж его столько взять? Потому мы и решили своих коров развести.

Слушай, - вдруг оборвала его Нюрка. - Да сними ты, наконец, с своей рожи зелёную маску. А то стоишь передо мной, как лягушка болотная на задних ножках.

Это не маска. Это кожа у меня такая. Я к верхним чинам принадлежу. А кто внизу, так те голубые. Для них хлорофилла не хватает.

Тьфу ты, черт тебя подери! - не могла больше ничего вымолвить на это Нюрка.

В это время замычала корова. Она усердно обнюхивала голубую траву, но не притрагивалась к ней. Мычание повторилось на более жалобной ноте.

Значит, украсть украли, а кто же кормить мою рекордистку будет? Не видишь разве, что она вашу голубую траву не ест, а только нюхает? - и, нахмурив брови, заявила: - Если сейчас же для Шурки не найдёшь нашей зелёной земной травы, то я из тебя все хлорофиллы выжму, вот этими руками! - и она выкинула вперёд крепкие, привыкшие к тяжёлой работе руки.

Инопланетянин успокоил:

Скоро грузовой корабль с Земли прилетит. Будет для твоей коровы трава. Ведь мы ежедневно на землю грузовые корабли за зеленью посылаем, чтобы для себя хлорофилл из неё вырабатывать.

Вы что же, косите её там, что ли? - перебила его Нюрка.

Нет, конечно. Это долго. Когда у вас на земле ночь, наши корабли низко опускаются над полем, лугом или лесной поляной и втягивают в себя всю зелёную массу, которая находится под ними.

Так вот откуда эти круги! - вдруг всполошилась Нюрка. - Я в районной газете читала, что находят такие круги то в Англии, то в Нидерландах. Да ещё бы ладно там, в богатых развитых странах! А вы, гады, ещё и в нашей нищей России воруете… - Нюрка готова была наброситься на космического вора. Но инопланетянин в этот раз не отскочил от неё, а сам с угрозой сказал:

Если будешь бунтовать, я тебя в сектор ЗЕК отправлю. Там с тебя быстро хулиганскую спесь снимут.

Когда сигарообразный предмет оказался в её крепко сжатой ладони, зелёный весь задрожал и умоляющим голосом попросил:

Отдай! Без него мне нельзя.

Вот и хорошо, что нельзя, - расхохоталась Нюрка, ни капельки не раскаиваясь в содеянном и, уж тем более, не жалея зелёного. - Если тебе здесь без него нельзя, - продолжила она, разглядывая сигарообразный предмет, - значит, теперь не я у тебя, а ты у меня в плену. Понял, зеленопупик? - ещё громче рассмеялась женщина.

Зелёный, подскочив, хотел вырвать из её руки сигарообразный предмет. Отшвырнув его правой рукой в сторону, Нюрка миролюбиво, с улыбкой заговорила:

Не на ту напал, зеленопупик. Я учёная. Нас твёрдости духа с октябрят учили. И научили так, что мы никаким жалобам и слезам не верим. Нет у нас веры в людей, нет у нас жалости ни к бедным, ни к слабым. - Нюрка посмотрела на инопланетянина, сжавшегося в комок и притихшего, и словно очнулась:- Это чего же я болтаю-то? Уж не рехнулась ли я совсем?… Что же я, не человек, что ли? На, зелёненький, бери свою власть, - и, отдав изумлённому инопланетянину сигарообразный предмет, всхлипнула и села на голубой бережок у журчащего ручейка.